Текущий, 72 сезон в НОВАТе богат интересными музыкальными событиями: масштабные премьеры, интересные дебюты, выступления приглашенных звезд. Значимым событием в жизни театра стал и приход в оперную труппу для постоянной работы тенора Михаила Агафонова. В его творческом багаже исполнение самых знаменитых оперных партий на лучших сценах мира, а начинал артист свою вокальную карьеру на сцене Большого театра.
Впервые в новом статусе Михаил Агафонов выйдет на сцену НОВАТа 1 февраля в партии Отелло, но сцена нашего театра уже хорошо знакома артисту: здесь он исполнял и партию Радамеса в «Аиде», и Германа в «Пиковой даме». Накануне этого важного для театра и для самого артиста спектакля, Михаил Агафонов рассказал о себе и своём творческом пути.
– Основы исполнительского искусства закладываются в детстве. Как у вас это произошло?
– Заниматься музыкой я начал в старейшем детском хоре Центрального дома художественного воспитания детей, который существовал при Академии педагогических наук СССР. Его руководителем был народный артист СССР Владислав Геннадьевич Соколов. Петь мне нравилось, но заниматься этим я вроде бы и не собирался. Но потом так сложилось, что меня отвели к солисту Большого театра Олегу Биктимирову, а он показал меня своему коллеге, педагогу ГИТИСа.
– Когда это случилось, сколько вам было лет?
– Мне было 23 года. К тому времени я уже прошел не только армию, но и окончил институт инженеров сельскохозяйственного производства. Только через две недели после получения диплома у меня начались вступительные экзамены в ГИТИС.
– Вы поняли, что хотите стать певцом, заканчивая высшее учебное заведение совсем другого профиля?
– На пятом курсе было как-то неправильно уходить из вуза, и я решил все-таки получить диплом. Хотелось уверенности, что я могу этим заниматься, кроме того, случилось несколько встреч, где мне подсказали, что я могу попробовать. Мне никто не мешал сразу после школы поступить, потому что голос был всегда. Хотя, наверное, когда я школу заканчивал, была еще мутация. Голос все-таки сформировался попозже. Но потом произошла еще одна интересная встреча. Я служил в армии, где попал в «учебку» под Москвой. Меня оставили там сержантом. Служба была нетрудная, и меня всегда тянуло попеть. И вот в часы отдыха я как-то сидел и напевал романс «Я встретил вас – и все былое», подыгрывая на гитаре. И вдруг слышу, что кто-то из молодых солдат стал мне подпевать уж больно красиво. Оказалось, что к нам попал служить парень из Армении, который окончил институт как актер, и музыкальное училище как певец. Очень интеллигентный человек, он был старше меня лет на семь. Будучи профессиональным человеком, он сказал мне, что мне нужно петь. После этого я все-таки решился, тем более, что к окончанию первого курса института голос уже установился. Так я попал в ГИТИС на факультет музыкального театра, где, как известно, учились такие великие исполнители, как Тамара Синявская и Юрий Веденеев.
– Вы попали в Большой театр, будучи еще студентом?
– Моим педагогом был профессор Антон Алексеевич Григорьев, ведущий тенор Большого театра. Без него меня бы как певца не было. Это уж точно. После первого урока он мне сказал: «Через три года пойдем в Большой театр?». И самое смешное, что чрез три года, не день в день, а с разницей в неделю, он меня отвел туда, и меня взяли практикантом. Я год ходил в театр, где мне не платили зарплату. Я просто занимался с педагогами. Но к концу своего первого года я спел партию молодого цыгана в серии премьерных спектаклей по опере «Алеко» Рахманинова. После этого меня перевели в стажеры, а далее – в солисты.
Причем, я поступил в ГИТИС в тот год, когда не было набора на очное отделение. Мне пришлось учиться заочно. Поэтому несколько лет я еще работал на заводе как инженер. Но там люди относились с пониманием к моим делам, давали возможность ездить на занятия в Большой театр, не обращая особого внимания на то, что все это происходило в рабочее время.
– Какие ваши воспоминания от Большого театра 90-х годов?
– И страна была на перепутье, и театр тоже. Но в Большом все было неплохо. В первые же годы мне удалось спеть много интересных партий в операх «Севильский цирюльник», «Фауст», «Царская невеста», звездочета из «Золотого петушка». Там было хорошо, но мало.
– Но с 1998 года вы уже не работали в России?
– Последний спектакль я спел здесь зимой 1999 года. И все. Я несколько раз над Россией пролетал, но вот приземлялся редко. Я очень мало пел в России тогда.
– Как тогда это происходило? Как в тот момент молодые певцы могли уехать на запад? У вас появился агент?
– Мной заинтересовался очень известный в Москве человек – Александр Иванович Гусев, который отправил меня на прослушивание в Вену, где мне предложили год стажировки в Фольксопере. У меня не было никакого желания уезжать из Москвы насовсем. Тем более, что я очень неплохо начинал в Большом театре. В первый год своей стажировки я выиграл театральную премию «Московские дебюты» среди молодых певцов (одновременно с Сергеем Безруковым, который победил в номинации «драматический актер»). Через год я номинировался на «Золотую Маску» вместе с Владимиром Галузиным, но с ним, исполнившим роль в «Игроке», соперничать было невозможно. Тем не менее, я был номинирован на национальную премию. С таким началом и таким репертуаром, как в Большом театре, мне надолго уезжать не хотелось. Просто появилась возможность постажироваться, но я не хотел уезжать больше, чем на год. Но получилось, что застрял там я надолго. Так, к сожалению, бывает.
– Кем вы себя считаете – драматическим или лирическим тенором?
– Меня определяют как тенор спинто – это голос между драматическим и лирическим. Начинал я больше как лирический тенор. Хотя в самом начале моего творческого пути мне очень нравилась постановка «Эрнани» Верди, музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Партия главного героя оперы считается драматической и мне удалось там выступить в нескольких спектаклях. Моей первой ролью за границей была партия Поллиона в «Норме» Беллини, которую считают первой настоящей драматической ролью тенора в мировой оперной литературе. Наверное, по своей сущности мне ближе драматические партии. Меня всегда тянуло на более крепкий репертуар – от «Пиковой дамы» до «Отелло». Мне это было ближе.
– Во время своей жизни за границей вы прошли почти все самые лучшие и известные оперные сцены мира от Лондона до Вены. Но основным местом работы был Национальный театр Мангейма, где вы проработали более 10 лет?
– 11 сентября 2001, когда случилась известная трагедия в Нью-Йорке, года был моим первым рабочим днем в Национальном театре Мангейма, театре с особой историей. После войны государство дало городу деньги, чтобы они смогли что-то построить для развлечения. Как раз в этот момент сборная Германии по футболу стала чемпионом мира, и городу пришлось делать сложный выбор, решая, что строить – стадион или театр.
Всего я проработал в Мангейме 14 сезонов. Там был большой минус: в театре шли современные постановки, которые, на мой вкус, были не слишком качественными. Их главная цель была не в том, чтобы передать художественную задачу, а в том, чтобы шокировать. Все любители футбола знают такой штамп футбольных комментаторов, которые, оценивая действия судьи, говорят, что хорошо, когда арбитра не видно на поле. Точно такая же аналогия у меня возникает с режиссерами оперы после работы в Мангейме. Хотя там я спел в шикарной постановке оперы «Отелло», действие которой было также перенесено в современность. Но при этом в Мангейме был огромный репертуар, я там спел очень много партий. Примерно через три года театр стал с пониманием относиться к моим отъездам, а я получил возможность работать по миру.
Но кроме Мангейма, я много пел и работал в Торонто – городе, который вообще-то живет только хоккеем с шайбой. Там была канадская оперная компания, у которой не было своего помещения, а свои спектакли она проводил на маленькой сцене с залом более 3000 мест. Но главный дирижер Канадской оперы Ричард Брэдшо добился, чтобы в городе построили современный театр с хорошей акустикой. Помню его радость, когда приезжал петь в этот театр в сезоне 2006-2007 годов. Мне там удалось поработать и после его внезапной кончины.
– Фактически вы только сейчас возвращаетесь в Россию. Как случилось так, что это стал Новосибирск?
– Я попал в Новосибирск благодаря Дмитрию Юровскому, с которым мы работали в Антверпене. При всем том, что проблем с работой у меня никогда не было, меня всегда тянуло в Россию. И как-то был приглашен в Казань. Однажды случился разговор с Дмитрием Юровским о том, что если бы была такая возможность, я бы в России спел с большим удовольствием. И это тот случай, когда дирижер эту возможность мне дал.