В оперном театре поставили шоу-балет «Спартак» c тиграми, боями на мечах и вероломными красавицами-акробатками
ВЛАДИМИР Кехман сдержал обещание и оснастил репертуар НОВАТа экстремальной версией балета «Спартак». Три сотни лиц древнеримской наружности вышли на сцену, чтобы в песнопениях и гимнастических па разыграть известный сюжет на новый лад. Получился двухчасовой блокбастер на музыку Арама Хачатуряна с внушительными баталиями, впечатляющими оргиями и зажигательными пирами. Балетоманы найдут немало поводов для недовольства, но тем, у кого «душа праздника требует», этим театральным событием не стоит пренебрегать. Тем более что афиша сулит не более двух показов в месяц.
Команда НОВАТа знает толк в продвижении продукта, хотя со стороны сам черт не разберет, чего в новой стратегии больше — агрессивного пиара или прогрессивных тенденций. Казалось бы, есть оскудевший оперный репертуар — непаханое поле. Что ни поставь — русскую классику, итальянскую, немецкую, французскую — все в жилу пойдет. Захочется поддать парку — выпусти религиозно стерильную версию «Тангейзера», и к проекту, вне зависимости от результата, будет приковано внимание всего мира. Однако НОВАТ предпочитает перелопачивать балетный репертуар, с обновлением которого в последние сезоны дела шли вовсе неплохо. Вот и «Спартак» Хачатуряна-Григоровича-Вирсаладзе, выпущенный в апреле 2011 года, попал под раздачу: в январе 2016-го театр выпустил свежую постановку в хорео- графии Георгия Ковтуна и художественном оформлении Вячеслава Окунева. Известие общественность приняла в штыки. И немудрено. «Спартак» — не только визитная карточка новосибирского театра, но и один из любимейших балетов для зрителей НГАТОиБ. Если вспомнить все полномасштабные постановочные опыты эпохи Игоря Зеленского, то «Спартак» окажется тем единственным спектаклем, в котором царила полная гармония. Совпало все — и тема, и сценография, и сценарий, и состав, и уровень исполнения. Этот пре- дельно маскулинный, обладающий большой витальной силой спектакль равно обожала любая аудитория — мальчики, девушки, мужчины, женщины, бабушки и старики. Иного примера высокой героической трагедии на новосибирских подмостках XXI века не было и нет.
Производственной необходимости вводить в репертуар другую версию балета не наблюдалось. Солисты на месте и сохраняют хорошую физическую форму, постановка не изношена и не требует реновации. Так что новый «Спартак» — личное предпочтение новой дирекции, которая, впрочем, поспешила опубликовать официальное заявление — снимать спектакль Григоровича никто не собирается: версия 2016 года будет идти ВМЕСТЕ с версией 2011 года, а не ВМЕСТО. В сложившейся ситуации это был бы лучший способ снятия напряжения. Но, что скрывать, практика российских репертуарных театров показывает, что ходу конем директора и художественные руководители предпочитают финты ушами. И самая распространенная тактика в подобных случаях — забвение. Идеальное бескровное сценическое убийство, когда формально спектакль оставляется в репертуаре, а фактически играется так редко, что через пару сезонов снимается худсоветом без шума и пыли — по объективным причинам. Сколько постановок таким образом кануло в Лету — не сосчитать. Но это все лирика. А в «Спартаке» Георгия Ковтуна царствуют физика и химия человеческих тел, которые хотят есть, пить и одерживать победы на поле брани и в постели одновременно.
Ничего сверхъестественного в том, что хачатуряновский «Спартак» получил новую хореографию, конечно, нет. Интерпретация Григоровича господствовала не везде и не всегда.
ДЛЯ ОДНИХ площадок была предпочтительной, путеводной, для других — очередной, одной из многих. Справочные издания, подсчитывая количество версий знаменитого балета, сбиваются со счета и оперируют очень широким интервалом — от «более двадцати» до «полусотни». Манкировать оригинальным сценарием Н. Волкова решаются несопоставимо реже — слишком хлопотно. И в этом плане Георгий Ковтун выглядит едва ли не рекордсменом. На личном счету балетмейстера три отличных от канонического сюжета (и друг от друга — вплоть до имен и коллизий) постановки «Спартака» — в Казани, Питере и Новосибирске. В сопровождающих премьерные показы интервью хореограф-постановщик отдельной строкой сообщает о том, что не ограничивал себя популярным романом Рафаэлло Джованьолли, но тщательно и в большом количестве изучал серьезную литературу: в частности, Плутарха и Цицерона. Пугаться, впрочем, не стоит, глубокие исторические познания из модифицированного сюжета «Спартака» не торчат, карму эффектному зрелищу не портят и демифологизации заглавного персонажа не способствуют. Просто Николай Дмитриевич Волков, создавая свое жизнеописание римского гладиатора и, к слову, использовавший не только беллетристическую литературу, но и труды античных и современных ему советских и европейских историков, акцентировал внимание на общественном звучании сюжета, а Георгий Анатольевич Ковтун перевел «рассказ о возвышении и гибели вождя», «историю героя, чей ум, воля и высокие идеалы преодолели ограниченность своего времени» в личную плоскость. Туда, где беснуются и гудят основные инстинкты. Взаимоотношения мужчин при непосредственном вмешательстве коварных обольстительниц волнуют хореографа-постановщика больше подвигов духа.
Что характерно, в спектакле нет угнетателей и рабов, есть римляне и варвары. Патриций Красс (Марат Шемиунов) — искушен и развращен до невозможности. Он молод, энергичен, осанист, уверен в себе и кубком орудует столь же ловко, как и клинком. И в любовных подвигах, очевидно, славится не меньше, чем в военных. Свита ему соответствует — золотая молодежь, дерзкие, лихие, изощренные и ошеломительно безголовые. У них лучшие в Риме женщины и развлечения. Забавляются же античные селебрити знамо чем — кровавыми зрелищами, гладиаторскими боями, в котором раб сражается с рабом, а зверь — с человеком. По ту сторону баррикады оказывается будущая армия Спартака, отличающаяся от гламурной тусовки брутальным и слегка диковатым пацанским видом, хотя с лидером у пленных как-то не заладилось. Мало того, что хореограф-постановщик переиначил привычный сценарный расклад не в пользу Спартака, так еще и новый руководитель балетной труппы Денис Матвиенко, исполняющий заглавную партию, не совпал с образом предводителя восстания. Технически заслуженный артист Украины выполнил все возложенные на него задачи — и тигрицу Шакиру взбудоражил, и товарища оплакал, и армию завел, и бои провел храбро, ярко, но художественно оказался убедителен лишь в сцене прощания с Фригией (Ольга Гришенкова), где ему предлагалась сменить героику на романтику.
Взаимоотношения Спартака с возлюбленной вообще оказались на обочине густо замешанного на вставных номерах и массовых сценах сюжета. Беды и нежности гладиатора и его женщины уступили в зрелищности и хронометраже коллективным выходам и безудержным утехам других смешанных дуэтов — Красса и Крикса (Сергей Стрелков) с Эгиной. Где фантазия и цирковое прошлое хореографа Ковтуна проявили себя в полной мере, так это в сценах с прекрасной гетерой в исполнении Анны Одинцовой, ставшей в этом образе настоящей prima ballerina assoluta. Вот уж кому давать заглавие этому балету. Свободная, харизматичная, величественная. Коварная обольстительница с умом и характером, императрица, звезда, властительница слабых тел и падших душ, а еще альпинистка и акробатка, поскольку трюков и поддержек на ее пути постановщик возвел легион. Одинцова справилась блистательно, соблазняя и повелевая не только божественными руками и ногами, но и поворотом головы, взглядом, едва заметным движением бровей, от импульса которых тают мечи и падают бастионы.
Хореографический язык Георгия Ковтуна не просто осилить не только артистам, но и тем зрителям, кто привык к лаконичности и чистоте линий классического балета или усложненной метафоричности современного танца. Постановщик слишком многословен в рисунке и чрезмерно усерден в смешении жанров. Поверхностен в смысловой нагрузке и не особо чувствителен к граням. Микс получается бурлящий, взрывоопасный, выходящий из берегов, но на вкус и цвет, извините, все фломастеры разные. Аудитории, привыкшей к прямому и оглушительному воздействию кино- и массовых зрелищ, наверняка не придется скучать. Гигантские колоссы, частые смены картин и прочие хитрости сценографии внесут свою лепту в сокрушительную победу над прежде нецелевой аудиторией.
Финал у ковтуновского «Спартака» — зрелище не для слабонервных. Распятый на деревянном иксе Спартак возвышается над гигантской площадкой «Сибирского Колизея», а на сцене-земле колышется лес рук, по которому суждено брести к безумию несчастной Фригии. Впечатляюще и жутко, хоть и вразрез истории. Отыскать Спартака среди истерзанных тел, утверждают ученые, не удалось, но вот остаткам повстанческой армии пришлось действительно несладко: вдоль Аппиевой дороги, от Капуи до Рима, Красс велел возвести шесть тысяч крестов, на которых были распяты шесть тысяч пленных рабов, воинов Спартака. Типичная позорно-показательная казнь для республиканского Рима I века до н. э. И кресты по тем временам стандартные — Т-образные. Но за классику истязательного жанра в Новосибирске можно и по шапке получить. Дело-то известное. А кто забыл — икс тому в помощь. Главное, чтобы математики теперь не взбунтовались — у каждой касты свои святыни.
Автор: Юлия ЩЕТКОВА,
Источник: