Испанский балетмейстер Начо Дуато, европеец с именем, не считает нужным в угоду своим европейским контрактам предавать дело, которому он уже многие годы служит в России, предавать коллектив артистов, с которым работает. Его постановки привлекали и привлекают внимание как молодежи, так и знатоков балета. Пройдя через руки, ноги и душу Дуато, балеты получают современное живое звучание, за что мы ему благодарны.
При этом его «Спящая красавица» красива, трогательна и ничем не напоминает некоторые современные постановки, как, например, версия этого же балета, действие в которой перенесено в лечебницу для душевнобольных. Дуато берет не оригинальностью, а тактичностью, бережным сохранением лучшего, что есть в спектаклях, но его герои оживают и становятся не ходульными персонажами, а живыми, любящими и страдающими людьми. Поэтому я могу утверждать, что Начо Дуато ‒ это Мариус Петипа сегодняшних дней. Идальго русского балета. С ним сегодня разговор, откровенный и честный.
В Новосибирске ваше творчество в основном знают по постановкам классических балетов: «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Баядерка». Когда вы создаете свои редакции классики, вы стремитесь обновить, осовременить эти балеты или хотите создать что-то свое, сохранив все лучшее? И может ли иностранец понять «русскую душу» шедевров Петипа?
И то, и другое. И обновить классику с точки зрения современности, и создать что-то новое. У русских ведь нет монополии на балеты, да и, если закрыть русский балет, законсервировать его в закрытом пространстве, он просто протухнет. Ведь «русская душа», «средиземноморская душа», «испанская душа» – все это довольно условно. Испания ведь большая страна, у нас есть разные регионы, каждый со своим характером. Есть Галисия, есть Каталония. А что тогда говорить о России с ее невероятными просторами? «Русская душа» в Москве и «русская душа» в Сибири – это абсолютно разные мироощущения, поэтому невозможно абсолютно точно сказать, что есть эта «русская душа». И неправильно упрекать иностранца в том, что он берется и по-своему ставит русскую классику. А с другой стороны, сколько самого Петипа осталось в тех спектаклях, которые мы называем «балеты Петипа»? В них ведь за время их существования очень многое менялось, дописывалось, дорабатывалось. Что касается моих постановок – «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Баядерка» – я никогда не меняю историю, сюжет, поскольку считаю, что именно в истории душа балета. Но невозможно восстановить балеты XVIII века аутентично, но при этом так, чтобы они вызывали интерес у сегодняшнего зрителя. С танцовщиками XXI века, с современным уровнем балетной техники, с современным светом, с видеопроекцией, с теми техническими возможностями, которые мы имеем сегодня, бессмысленно пытаться восстановить балеты XVIII–XIX века такими, какими они были в свое время. Балет – это абсолютно живое явление, которое не может застыть в том состоянии, в каком было полтора века назад.
Вы как-то сказали, что в Испании футболистов и тореадоров уважают гораздо больше, чем артистов балета. В Михайловском театре вы чувствуете себя комфортно?
Да, но все-таки здесь лучше весной (смеется). Я очень люблю Россию, русскую культуру, русскую публику. Здесь она совсем другая по сравнению с европейской и вообще мировой публикой. Весь мир предпочитает Гоголю Google, а в России большинство предпочитает Гоголя Google. В России все еще считают, что искусство может изменить жизнь и даже может изменить их конкретный день. Здесь искусство не так коммерциализировано, и здесь в него по-настоящему верят.
Предлагаю вернуться в прошлое. Скажите, почему танец? Как вы с ним столкнулись, как это произошло?
Я был очень молод, когда во мне проснулось желание что-то делать на сцене. Может быть, петь, играть на гитаре, может быть, на фортепиано. Я был в хоре, я играл на гитаре, я рисовал что-то абстрактное. Я всегда был садовником, занимался цветами. Такой, понимаете, одинокий человек. Я не знал, что это будет балет, потому что в Испании нет балета. Когда мне было семнадцать, я поехал в Мадрид, участвовал в нескольких кинопроектах, телесериалах. Понял, что не хочу быть актером, не хочу быть музыкантом. Я хочу танцевать. Все, кто меня видел, говорили: «Вы танцор?» Я отвечал, что нет. Я выглядел как танцовщик. Потом я уехал в Лондон, я полюбил танец. Я очень много ежедневно работал. Поехал к Морису Бежару. Он очень меня любил. Принял меня радушно. Меня взяли как младшего танцовщика. Я был единственным белым среди темнокожих, когда танцевал в Alvin Ailey Dance Theater (Нью-Йорк). Эти темнокожие были очень злы на меня за то, что я выделялся. Далее я уехал в Стокгольм, продолжил танцевальную карьеру. Я поздно начал танцевать ‒ в семнадцать лет. Мне не нравился классический балет. Мне нравились очень красивые современные балеты.
Когда вы поняли, что сами хотите ставить?
Мне было двадцать три. Я танцевал в Голландии. Гаага – город, в котором постоянный дождь. А мы, испанцы, всегда на улице. Что же мне делать? Вместо того, чтобы просто смотреть на дождь, я остался в студии и решил сделать балет с моими друзьями. Я взял трех мальчиков и трех девочек, музыку. Поставил балет Сlose garden и показал его Иржи Килиану. Он сильно удивился и сказал: «Весь мир должен увидеть этот балет».
Вы тогда думали о том, что этот ваш первый опыт приведет к тому, что вы станете большим балетмейстером?
Мне нужно было это сделать не потому, что я хотел быть знаменитым или о себе заявить. Нет, конечно, я хотел, чтобы людям это понравилось. У меня есть «Бенуа де ла Данс». Но моя цель заключается не в том, чтобы стать знаменитым. Например, сейчас я делаю «Онегина». Это моя жизнь, а не желание быть знаменитым.
Давайте назовем это вашим первым жизненным плато. Второе началось, когда вы попали в Михайловский театр. Как это получилось?
Я стал слишком популярен для Испании. По всему миру культуру Испании олицетворяли с моими балетами, я этого добился за двадцать лет напряженной работы. Я был известен в Париже, Австралии, Англии, США, Южной Корее, Китае, Германии, Канаде, Бразилии. Везде, по всему миру знали мои постановки. Министр культуры сказал: «Тебе нужно уйти, потому что ты слишком знаменит. И ты затмеваешь министерство культуры». Ну раз вам нужен плохой балетмейстер, я уеду. Я позвонил известному продюсеру Сергею Даниляну, мы встретились, и я попросил найти мне театр, где бы я мог продолжить работу. Данилян перезвонил и предложил три театра: Национальный балет Канады, Национальную Оперу в Лионе. И мистера Кехмана в России. Я подумал, что Канаду я знаю, Оперу де Лион не хочу, мне не нравятся французы. Я поехал в Россию. Мне все сказали: «Да ты сумасшедший. Там так холодно». А я хотел в Россию, потому что это другая культура, много классических балетов, красивые артисты, самые лучшие в мире. Очень доброжелательные зрители. Я хотел воспользоваться шансом. Россия – это не Европа. Это больше Азия. Я сделал правильный выбор, чему очень рад. Сейчас у меня в голове западная и азиатская культуры. Сложно было, потому что я был одинок, очень холодно, люди более серьезные. Я сконцентрировался на работе в балетном зале. Очень много работал с труппой, прививая им иную пластику, свободу тела. Вы знаете, сейчас артисты в Михайловском театре больше двигаются, они стали более открытыми. От этого все сцены стали иначе выглядеть. Они даже стали пахнуть иначе (смеется).
То есть Владимир Кехман решил, рискнул и вы поставили?
Да, у него очень хорошее продюсерское чутье.
Пришла пора, вы стали ставить классические балеты, авторскую адаптацию. Для этого надо иметь смелость, ведь тумаки от критиков посыплются со всех сторон: не трогайте наше святое! Как это случилось?
Когда я приехал в Россию, я понял, что могу сделать классический балет. Я увидел, чего не хватало классическому балету. Классический балет застрял во времени. Жизненно необходимо было что-то добавить. Я уважаю композитора, я никогда не меняю либретто, но я хочу стряхнуть пыль и добавить больше воздуха. Сделать красивые элегантные костюмы. Немного почистить, что-то уточнить. «Баядерка» – это не бикини, индийские женщины открывали не те части своего тела, что у Петипа. Они не флиртовали, поскольку индусы очень сдержанные. А позиции рук? Они у Петипа далеки от традиций Индии. Когда мистер Кехман попросил меня сделать «Спящую красавицу», потому что прежняя постановка была очень ветхой, я к этому, в принципе, был готов. Я спросил у него: «Вы верите, что я это сделаю?» Он сказал: «Да». Я художественный руководитель балета, я просто сделал это. Людям понравилось.
Вы считаете, что у вас получилось?
Да, я считаю, что получилась очень красивая история. Немного меньше стала по масштабу. Всегда лучше сделать что-то более подходящее для театра. Получилась нежная, человечная история, более знакомая и привычная современному зрителю. Главное, что есть история, есть любовь, очень красивые феи.
То есть вы считаете, что балет должен меняться, обогащаться?
Да, я так думаю. Молодые люди сейчас постоянно в интернете, на другой скорости. Они не могут смотреть балет пять часов. Два-три часа максимум. Если хотите сохранить балет, вам нужно больше контакта с людьми современности. Мне очень жаль это констатировать, но мы теряем душевность, добавляя техники. Это очень жаль. Уланова, Плисецкая, Васильев, Максимова ‒ этот танец уходит. Сейчас же важна больше техничность. Нам важно найти баланс, чтобы за техникой не потерять душевность.
А где та грань допустимости изменений в классическом репертуаре?
Смотрите, когда я сделал «Баядерку», я подумал: «Да, факира, Брамина, па-де-де я могу сделать немного другими…» Но я понимал, что третий акт я не могу изменить. «Тени» как смотрелись при Петипа, так смотрятся и сейчас. А в «Дон Кихоте» я могу сделать более элегантно. Я чувствую, когда я могу что-то поменять, а когда лучше не трогать. А Бах? Работая с музыкой Баха, я нервничал: «Как я могу?! Я не хочу запускать свои грязные руки в эту божественную музыку!» Бах и мистер Дуато… Я попытался сделать музыку приближенной к земному. И не дотрагиваться до возвышенного. Я никогда не брался за такие очень возвышенные произведения, как, к примеру, Реквием Моцарта.
Вы, в отличие от многих, после 22 февраля 2022 года остались в России и продолжаете работать. Вы переживаете по этому поводу?
Нет, я думаю, самая большая слабость человечества – лицемерие. Я был здесь много лет. У меня много украинцев в балетной труппе. Я создаю балеты, я плачу налоги в Испании. Почему я должен уехать? Я не могу оставить здесь все. Многие люди думают, что у меня руки в крови, но это не так. Просто потому, что я здесь? Ну это глупо. Я очень счастлив быть здесь. Мы знаем, что многие настоящие проблемы всплывают, и на них надо обращать внимание.
Вы сегодня закладываете базу в восстановление отношений между нашими странами в будущем.
Многие политики, журналисты в Европе что-то говорят, пишут, но они даже не были в России. Разве это правильно?
Какие балеты можно ожидать?
Я хочу сделать «Золушку». Мне очень нравится музыка Прокофьева. У меня есть постановка «Ромео и Джульетта». Самые лучшие композиторы для меня – Прокофьев и Чайковский.
Александр Савин, портал о культуре CultVitamine.
Ссылка на полный источник
Смотрите балеты Начо Дуато с участием любимых солистов балетной труппы НОВАТа на Большой сцене нашего театра уже в ближайшие выходные:
«Спящая красавица» П.И. Чайковского ‒ 6 апреля в 13:00 и в 18:00.
«Баядерка» Л. Минкуса ‒ 7 апреля в 13:00 и в 18:00.
Спектакли участвуют в программе «Пушкинская карта».
Билеты ‒ на сайте novat.ru, в мобильном приложении и в театральной кассе.
До встречи на балете! НОВАТ